Журнал рассказывает как о новинках в мире культуры, так и напоминает о лучших образцах, ставших классическими. Культура как она есть. Театр - от древне, до новогреческого, естественно через нынешний российский, английский и разные прочие. Кино – от французского, до нигерийского. Литература – во всем ее многообразии. Музыка слов – поэзия и музыка в слове, - рассказы о композиторах и исполнителях. Музыка форм – архитектура. Искусств - объект приложения человеческих страстей и место проявления силы духа.
И культура. До 1913 года привилегированные, «культурные» классы: поместное дворянство, чиновничество и духовенство - составляли около одного процента населения России. Лишь незначительная часть этих классов имела полное право именоваться аристократией. Ну, еще некоторые, например, Чернышевский с Добролюбовым, называли себя «аристократами духа». Минувший двадцатый век - век воинствующего демократизма нанес существенный урон: как аристократии, так и аристократии духа. Есть ли вообще смысл говорить обо всем этом?
Это слово живет в языке, не становиться архаизмом, вместе со словами «панталоны, фрак, жилет», которых, как сказал Пушкин «на русском нет». Теперь эти слова на русском есть, но есть и слова: президент, генеральный директор, губернатор, топ-менеждер. Возможно, если сравнить государство с организмом, ничтожно малые числом сильные духом являлись в организме государства неким «ферментом», позволяющим ему функционировать. Ведь, например, огромный по сравнению с культурной «прослойкой» простой народ общими усилиями сочинил несколько десятков народных песен. А один аристократ по фамилии Пушкин - несколько томов стихов и прозы.
Константин Романов, Паоло Трубецкой и другие поэты, художники, музыканты были не только аристократами, но и «аристократами духа». Народ дал два великих полководца: Разина и Пугачева, аристократия, кроме двоих кроме князей Суворова и Кутузова, еще - две сотни... .
Можно взглянуть на наш быстроменяющийся мир с точки зрения угасания этого самого непонятного духа. Или растворения его в окружающей природе. Сие угасание-растворение происходит не просто так, а, в полном соответствие с диалектическим законом единства и борьбы противоположностей, сформулированном Демокритом, развитым Гегелем, а до большинства из нас дошедшим как ленинский. Народ и лучшие его представители любят друг друга и одновременно ненавидят. Стремятся уподобиться и испытывают отторжение.
Некоторые стороны элитной некогда ой жизни, как-то: пользование носовыми платками, чтение романов, поездки на курорты Баден Бадена, а так же целование ручек дамам - стали уже общедоступными. Причем в нашей «варварской» стране, подчас не в меньшей степени, чем в иных странах, соревнующихся за переходящее звание правофланговых и цивилизованных...
И, с другой стороны, помните ли вы поговорку советских годов о том, что «интеллигент появляется только в третьем поколении»? Это смягченный политкорректный вариант, на самом деле речь может идти - об аристократе. Когда говорят о тридцати поколениях предков аристократа – это вызывает недоумение, за тридцать поколений столько всего может произойти из того, что влияет на чистоту эксперимента?
Угасание высокой культуры - процесс едва просматриваемый, смутный, на него ненавязчиво накладываться другие. Но он идет и надо что-то с этим делать, как-то его сдерживать. Совершенно очевидно, что основополагающая черта приверженца культуры - его приверженность традициям. Следование определенным правилам. Ну и соответственно - способность традиции помнить, правила запоминать. То есть некий интеллектуальный уровень.
Только хорошо зная можно придумывать новое. И то, что новее нового. И так, если не до бесконечности, то по возможности дольше. |
